Генеральной прокуратурой Республики Беларусь в ходе расследования криминального дела о  геноциде белорусского народа в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период   установлено, что количество уничтоженных вместе с жителями и не возрожденных после войны деревень – не менее 216.

Фашисты как огня боялись сопротивления населения захваченных земель. Чтобы упредить развитие партизанского движения в нашей стране, они начали выселять из лесных населенных пунктов их жителей. Сотни белорусов были угнаны на принудительные работы в Германию.

Из письма15-летней Кати Сусаниной своему отцу: 

«Дарагі, добры татулька! Пішу я табе ліст з нямецкай няволі. Татулька, мне сёння споўнілася 15 гадоў, і калі б цяпер ты сустрэў мяне, то не пазнаў бы сваю дачку. Я стала надзвычай худзенькая, мае вочы ўваліліся, косачкі мне абстрыглі нагала, рукі высахлі, падобныя да грабель. Я … працую … прачкай, мыю бялізну, мыю падлогі. Працую вельмі шмат, а ем двойчы ў дзень у карыце з Розай і Кларай — так завуць гаспадарскіх свіней. …Я вельмі баюся Клары. Гэта вялікая і прагная свіння. Яна мне адзін раз ледзь не адкусіла палец, калі я з карыта даставала бульбу. Два разы я ўцякала ад гаспадароў… Толькі смерць выратуе мяне ад жорсткага біцця. …Бывай, добры татулька, іду паміраць».

Прочитайте воспоминания одной из подопытных пациенток врача-«эсэсовца» из концлагеря Освенцим Йозефа Менгеле – Зинаиды Лишаковой. Она несколько лет писала воспоминания о месяцах, проведенных в освенцимской «клинике», которой заведовал «Доктор Ужас». В июне 1985-го появилось ее «Открытое письмо к гражданину ФРГ Рольфу Менгеле» – сыну освенцимского палача. Обращение мученицы было распространено агентством печати «Новости» среди советских и зарубежных средств массовой информации. Вот его текст:«Господин Менгеле, только что вы выступили в печати с рассказом о послевоенной жизни вашего отца Йозефа Менгеле. Вы опечалены тем, что долгие годы он жил в плохих условиях. Я не уверена в правдивости этих слов, так же как не уверена в том, что ваш отец умер. Но я хотела бы рассказать вам одну историю из почти 400 тысяч, к которым причастен ваш отец. Я делаю это не для того, чтобы обвинить вас: вы – юрист и лучше меня знаете, что дети не несут ответственности за поступки своих родителей. И все-таки послушайте.

Вы родились в 1944 г. За год до этого я, Зинаида Лишакова, попала в концлагерь Освенцим. Нас построили. Появился молодой человек на вид чуть старше тридцати лет, в строгом черном костюме. Он молча указывал пальцем на узников, и в списки заносили их лагерный номер. Вечером этих людей уже не было в живых. Увидев меня, ваш отец на мгновение задержался и сказал: «По-моему, эта мышка довольно сильная...» Так я попала в барак №25.

Нас положили на нары, облитые какой-то вонючей жидкостью. Не помните, отец не рассказывал вам, что это была за жидкость? К утру на коже у нас открылись раны. Мышечная ткань стала распадаться. Боль была невыносимой.

Потом тех, кто еще мог передвигаться, заставили перейти в правую часть барака, где стояла ванна с раствором молочного цвета. Ваш отец появился, как привидение: в скафандре, глаза спрятаны за очками. Нас бросили в эту ванну, и... многие начали умолять, чтобы их отправили в печь. Другие от боли потеряли рассудок. После шестой «ванны» у меня затянулись раны на теле.

Я стала одной из любимых пациенток вашего отца. Он очень гордился достигнутым результатом и часто демонстрировал мое тело перед разными комиссиями. Кожа у меня стала мертвой, безобразного серого цвета...

О, я хорошо помню вашего отца. Я хотела бы забыть его, но, увы, никогда не смогу сделать этого. Шатен, выше среднего роста, спортивная фигура, стремительная походка, такие же быстрые светло-карие глаза.

Он все делал очень быстро. Не дожидаясь смерти своих «подопечных», он живьем анатомировал их, стараясь как можно скорее определить причину постигшей его неудачи. Боже, как кричали эти люди! Я видела палаты с горбунами и близнецами, над которыми ваш отец производил чудовищные опыты...

Мне удалось выжить. Я вернулась домой. И дома недосчиталась 28 человек из своей большой родни. Их унесла война.

Мама, увидев мое тело, упала, как подкошенная. Ее парализовало. Двадцать один год пролежала она без движения, каждый день проклиная вашего отца. Перед смертью она сказала мне: «Бога нет, раз этот человек все еще жив и не предстал перед судом».

Не предстал перед судом... Да, я живу. Но у меня нет семьи, нет детей, и кожа моя осталась такой же, какой сделал ее палач Освенцима Йозеф Менгеле."

В сентябре у городского поселка Домачево, что под Брестом, две скорбные даты — 80-я годовщина расстрела еврейского гетто и детского дома. Все произошло с разницей в три дня — 20 и 23 сентября 1942 года. На памятной гранитной плите выбиты имена расстрелянных детей и воспитательницы Полины ГРОХОЛЬСКОЙ.

22 июня 1941г. с началом войны детей не успели эвакуировать, и они оказались под оккупацией. За первый год войны часть детей погибла от голода, болезней и медицинских экспериментов гитлеровцев. 23 сентября 1942 г. гитлеровские каратели хладнокровно убили 53 воспитанника от 2 до 9 лет вместе с воспитательницей , которая не бросила детей в трудную минуту. 

В память о погибших в 1952 году на окраине Леплёвки был установлен обелиск. В 1987 году на этом месте появился памятник «Протест», представляющий собой стелу из белого мрамора высотой 8 метров, к которой прикреплены бронзовые фигуры детей, взывающих о помощи.